Мрачные взгляды Охотников Линария выдержала с усмешкой. Ей было плевать. Просто-напросто плевать. Это же финал, так почему бы ей не вякнуть своё слово? Умирать скучно ей не хотелось, потерять Осколок со скукой - тоже. Потому плевать на чужую реакцию.
И на появившегося Мага в теле одной из Охотниц - плевать.
- Лицо попроще сделай, - посоветовала она, глядя на неестественную ухмылку. - А, Маг? Простите. Мастерства в ужасных гримасах вам не занимать.
И всё бы ничего - по крайней мере, появление начальничка развеяло повиснувшее молчание - но вот под конец его речи в Серенити проснулось беспокойство.
"Что за новости? Какие краски и подробности? И... нет..."
Она прослушала, что сказала Милисса, и немного рассеянно посмотрела на поданный ей проводами наушник. Вставив его в ухо, она так и не посмотрела на Охотницу, а только куда-то вниз, себе под ноги, невидящим взглядом.
Несколько секунд тишины - а потом...
- Сегодня вечером, ближе часам к десяти, мальчишки, играющие на набережной, найдут прибитый к берегу окоченевший и перемолотый труп, в котором сначала даже не признают человека, потому что на пути реки были турбины...
Линария, вздрогнув, приподняла голову. Этот голос, такой спокойный и тихий, был как будто бы эхом из какого-то далёкого сна, который она забыла.
- Его обломанные кости, куски одежды и мяса, прилипшие к ним водоросли и даже пару рыбешек разложат на четырех белых столах в большом белом зале, где соберутся десять ученых-патологоанатомов в белых халатах.
Эта картинка встала перед глазами девушки. Она видела это изображение, как ожившую фотографию в высоком разрешении, до последней черты, до такой чёткости, что заболело в глазах. И она не могла отвести взгляда от трупа - от того, что раньше было трупом, смотря, не отрываясь, на каждый мускул, каждую кость, сустав, мышцу, сосуд, на куски кожи и ткани. Совсем не похоже на дурацкие фильмы ужасов, где всё показывают якобы натуралистично. Натуралистичность прямо сейчас была перед ней, и это было очень жутко, так, что каждая собственная мышца и мускул начинали дрожать от какого-то странного и очень болезненного предчувствия.
- На рыбешек тут же позарится местный кот, но его отпугнет неожиданно упавшая ему на спину голова.
Глазные яблоки мигом повернулись вниз и уставились на чёрного тощего кота, завизжавшего от испуга и боли и отскочившего назад, к стене. Тотчас засуетился один из врачей, подойдя к месту происшествия и с лёгким мандражем взяв голову в руки, намереваясь поставить её на место - молодой ещё, не слишком много повидал. А голова ухмылялась и смотрела на Лину знакомыми чёрными глазами, в которых уже не было ничего, кроме пустоты.
Линария застыла, скованная холодными кольцами ужаса. Все её предчувствия оправдались. "Так и знала, так и знала..." Она смотрела на эти милые сердцу черты, теперь изуродованные чем-то... водой и лопастями турбин? Чёрные глаза, теперь навсегда застывшие в циничной усмешке - над чем? над ними всеми? - неотрывно смотрели на неё. Теперь в них никогда больше не загорится пламенем жизнь, не смягчат резкость черт чувства. Только смерть сквозь него неотрывно смотрит на Линарию, давая понять, что скоро и её тело покинет душа, что и она вскоре свалится на пол грудой костей, мышц, кожи и застывшей, холодной крови. И уйдёт куда-то наверх, но, вероятнее, вниз. К нему.
- И его душа, проклятием привязанная к телу и не ушедшая на небеса, будет стоять у входа, в несвойственной ему нерешительности смотря, как его бывшее тело разбирают по косточкам.
Шея девушки чуть повернулась, и Линария увидела Леона, смотревшего прямо ей в глаза. Сердце стремительно забилось, ей захотелось тотчас дёрнуться с места, подбежать, прижаться к нему всем своим телом, чтобы рассеять наваждение, которое её так испугало, и посмеяться над показанным ей ложным видением. Но спустя миг она поняла, что он лишь призрак: сквозь его полупрозрачное тело можно было увидеть дверной косяк. А ещё он что-то говорил, и девушка никак не могла услышать, что за слова срываются с его губ. Она не сразу поняла, что это он рассказывал свою историю смерти, совсем просто и непринуждённо, как будто сидит перед камином и читает ей одну из сказок Гофмана или Андерсена, где любовь... а что там она делала? Побеждала всё или умирала мотыльком на огне?
Он говорил ещё что-то про мобильник, про Мага, но Лина особенно не вслушивалась в слова, а только лишь смотрела на него и слушала голос, этот мягкий и родной голос, под который можно было легко уснуть. Совсем неважно, что он говорил, важнее, что звук не прерывался, что можно было вечность слышать этот тон, как колыбельную, а смысл и слова были так, придатком и дополнением, которые были совсем необязательны...
Очнулась она от этого состояния транса лишь тогда, когда он произнёс:
- А потом в комнату спустятся первые лучи солнца, и к нему придешь ты, окутанная светом. Ты распахнешь крылья и возьмешь его за руку, уводя душу демона с собой. С собой, в тот мир, где нет Тьмы, где все настолько обманчиво, что правды и лжи не существует. Его черная душа уйдет из этого мира вместе с тобой, и вы уйдете, держась за руки, и никто не будет помнить о том, что вы жили когда-то...
Девушка смотрела на то, как собственный светлый призрак выступил из тьмы ведущего в зал коридора, и почему-то внутри неё как будто бы что-то запротестовало. Доселе искусно скроенная картинка начала трещать по швам. Фальшь вкралась в налаженное течение, и эту фальшь Линария чувствовала всей душой. Но что же это? Разве она только сейчас появилась? Нет, ложь присутствовала здесь с самого начала, просто сейчас она наконец проявилась особенно ярко.
- Леон Найтроуд, 13 августа 2015 - 31 октября 2037 года. Самоубийство, спрыгнул с моста. Если при падении он и выжил, то турбины Холлоуфилдской ГЭС отсек...
Линария с ожесточением вырвала наушник из уха и бросила его оземь, чувствуя, как глаза стали влажными. Картинка перед глазами тотчас рассеялась, словно её и не было. Конечно, хотелось послушать его голос ещё чуть-чуть, но по логике таких сказочек ему осталось говорить буквально пару слов.
- Очень красивая история, но лучше б ты не примешивала отсебятину про загробную жизнь, - проговорила Серенити, почувствовав, как слёзы уходят обратно. "Когда уже пошло про "нерешительно стоящего" и "никчёмную жизнь"... никакой правдоподобности никаким счётом. Он бы трижды посмеялся надо всем этим". - Поэтому я тебе не верю. Лучше обмануть себя и умереть счастливой, - усмехнулась она, заметив приближающуюся к ней Лили. - Кстати, с Хэллоуином всех вас, Милисса, спасибо, что напомнила. Праздник нечисти. Вы там будете самыми почётными гостями.
Купер прислонила её тело рукой к спинке дивана, и Линария почувствовала, как какие-то холодные оковы припечатали её к мебели. Она незаметно попробовала твёрдость её "наручников" - вырваться не представляло возможности: те, кажется, были твёрже металла.
Лили что-то болтала и болтала, как всегда, и Серенити это ясно напомнило детство, младшую школу, когда они обе сидели за одной партой. Та всё говорила о какой-то чепухе, о мальчиках... Нет бы послушать учителя хоть раз, так нет же, вечно получила сплошные "F" и ни разу не готовилась. Мозгов у неё никогда не было и сейчас не прибавилось. Иногда Линария жалела её и подсказывала, чтобы она совсем уж не провалилась, но Лили никогда не бралась за ум, никогда. Её интересовали парни, шмотки, ещё какая-нибудь ерунда, всё что угодно, но не учёба. "Исцелила лоб? Хоть за это спасибо. Что-то действительно дельное", - усмехнулась Лина, смотря сквозь неё и думая совершенно о другом. О том, что проделала Милисса. Сколько в её речи правды и сколько - лжи? Мысленные весы качались, как стрелка зашкалившего барометра, то в одну, то в другую сторону, и никак не могли остановиться и показать точные измерения. "А что теперь толку? Я умру в неизвестности. Я даже ничего не буду помнить. Давай. Обмани себя. Обмани себя, Лина. Всё будет хорошо. Он жив".
- Я никогда тебя не слушала. И сейчас не буду слушать, - усмехнулась девушка, наблюдая, как Осколок почти вышел из её груди. - Näkemiin, дорогая. Näkemiin.
А через секунду её тело безвольно откинулось назад, на спинку кресла. Глаза закрылись. Черты лица разгладились, и на них проступила беспокойная, но мягкая улыбка. Полностью умиротворённая, Линария Виктория Серенити в качестве негласного лидера Носителей покинула этот мир.
Отцовские швейцарские часы вечность были при Линарии. Она бы их не согласилась отдать даже за миллион долларов. Ей было плевать на любого, кто удивится этой странности - девушка носит мужские часы. Впрочем, они часто были скрыты рукавами пиджака, но всегда напоминали о себе тихим отсчитыванием секунд.
Обычно Серенити, просыпаясь, сразу же выпрямлялась, переворачивалась на бок и ещё несколько спросонья нащупывала часы рукой на прикроватной тумбочке. Но она услышала тиканье часов совсем рядом, как будто бы они были уже надеты. "Что за чушь?" - левой рукой она нащупала холодный металл на запястье и убедилась - да, так и есть, - а потом открыла глаза - и вздрогнула от неожиданности.
"Господи, где я?!"
Нет, интерьер помещения, в котором она оказалось, был очень уютен и приятен глазу Серенити - именно такой она сделала бы собственную гостиную, пусть её основным предпочтением из стилей был хай-тек. Но вот те, кто в нём находились, вызывали некую дрожь. Пятеро подростков, все в ожогах шрамах, окровавлены, - и это девчонки! А единственный парень из этой компании был с саблей!
"Господи Боже, спаси и сохрани", - внешне Линария сохраняла спокойствие, внутренне же лихорадочно перебирала варианты, почему она могла здесь оказаться. И, в конце концов, несмотря на заметные погрешности, всё сводилось к одному - её-таки вычислили.
"Я же уже бросила это год назад, неужели они припомнили старые грешки? Хотя что тут говорить о грешках... это не грешки, а грешищи... - беспокойно вспоминала она прошлые года. - Но такими способами? Неужели пытать будут? Они ж не сатанисты, в конце концов, а серьёзные люди. Мне было бы даже намного спокойнее, если бы меня попытались засадить за решётку. И почему подростки? Почему не взрослые люди? Никогда не поверю, что у них не хватает кадров! И... а я не одна?"
Серенити огляделась. Рядом с ней сидела на диване миловидная черноволосая девушка лет пятнадцати-шестнадцати, ещё не пришедшая в себя. Всё её лицо было изуродовано страшными ожогами. "Они её уже пытали? Мамочки! Неужели такое ждёт каждого? Не хотела бы я оказаться на её месте... Такая наивная и милая на вид. Встретила бы её на улице - в жизни бы не поверила, что она хакер..."
Тем временем на противоположном диване очнулся какой-то парень, по виду южанин. Вначале он растерянно болтал что-то по итальянски (несколько слов Линария поняла - когда-то сама ходила на курсы итальянского языка), затем перебрал стандартные фразы по-немецки, по-французски, и, наконец, по-английски. Когда, наконец, он сообразил обратить внимание на Серенити и сидящую рядом с ней девчушку, то тотчас же начал к ним подбираться приставными шагами. "Что за выпендрёж в духе Джека Воробья?" Подойдя к ним, он представился и спросил, как отсюда выбраться, а то он "малясь заблудился".
- Самой бы знать, - холодно, но слегка нервозно проговорила Серенити, поглядывая на единственный выход, перед которым стояли те самые ребята. - По ходу дела мы уже вряд ли отсюда целыми выберемся.
"И итальянских хакеров пригребли... А какая национальность у этой девчушки, интересно? И вообще, получается, я могу быть и не в Америке?! Хотя... по поведению и речи на хакера этот Зел ну ни капли не похож. Возможно, тоже тёмное прошлое. Но сейчас он кажется простым позером".
Линария ещё раз оглядела пятерых подростков. Парень с саблей, кудрявая рыжая девушка, вся в проводах, азиатка с длинными баклажановыми волосами, дикарка ужасающего вида с короткими красными патлами и... "Неужели это широколобая Купер?! Вот так встреча! Нет, она не может быть отсюда, не может... Она просто любовница их босса. В крайнем случае, этого парня с саблей".